Некоторые бабочки через это ажно помирали.
Чем дело кончилось, спрашиваете? Собрались как-то бабочки толпой, комара ногами запинали, да кол осиновый в грудь ему вколотили. Пока от осины нужную щепку отгрызли, умаялись, понятно. Бабочка - она вам не бобёр.
Но ежели для дела надо...
Пришибли комарюгу-упыря, короче.

Жил-был коала, который не мог жрать эвкалипт. Ну, блевал он с него. Отощал весь, исхудал. А чего делать? Жрать-то хочется.
Пошёл коала к шаману, помощи просить. Ну, шаман покамлал, мухоморов австралийских пожевал, с духами побазарил, говорит коале:
- Духи сказали: вон на озере уток полно. Лови да жри.
Коала аж в мордашке переменился.
- Ты чё, говорит, танцор фигов, с эвкалипта рухнул? Какие утки? Я ж плавать не умею.
- А меня колышет? - говорит шаман. - Твои проблемы.
Короче, так и ушёл коала ни с чем. Но жить-то надо...
Через полгода утки облетали озеро стороной. По птичьей почте курсировали слухи о поселившемся в озере кошмарном монстре-убийце, пожирателе уток. А это был всего лишь наш старый знакомый, коала.
Ну, вырос. Постройнел, накачался. В воде себя чувствует как дома. Когти отрастил – будь здоров. Между когтями - перепонки. Зубы - в три ряда.

Бумеранг изобрёл, лук. Арбалет вот сейчас потихоньку клепает.
Мораль: жрать захочешь - и не такому научишься.

Однажды некий гоблин решил свить себе на дереве гнездо. Уж его и ругали, и стыдили!
- Ты что, - говорят, - под эльфу косить решил?
- Сам ты эльфа! - огрызался гоблин на непрошеного нравоучителя. - И козла вонючая вдобавок! Моя на дереве жить хочет. Просто так.
- Ты ж ночью свалишься, - говорили ему.
- Ха! - отвечал гоблин. - Моя умный гоблин! Моя на ночь привязываться будет!
Короче, махнули на него рукой. Видать, духи ему в лунную ночь по головушке настучали. Поленом. Что с убогого взять?
А гоблин таки свил себе на дереве здоровенное гнездо и живёт.
Возвращается он как-то с охоты, залезает к себе на дерево и видит – птица у него в гнезде сидит. Сама вся ало-золотым светится, только взгляд тусклый и кровь сочится.
Израненная птица вся.
Пошёл гоблин, листьев целебных нарвал, корешков нужных пожевал, с тиной намешал, раны птице намазал.
Это вместо того, чтоб сожрать-то? Не, точно духами ушибленный гоблин был.
Воду птице в берестяном ковшике таскал, орехами кормил.
Во даёт, а?
Короче, через неделю выздоровела птица. Крыльями взмахнула, из гнезда выпорхнула, на ветку рядом села и говорит гоблину на всеобщем, только с птичьим акцентом:
- Спасибо, зеленокожий. Как я могу тебя отблагодарить?
Гоблин только отмахнулся.
- Да ладно, - говорит. – Лети давай отсюда, пока моя твоя не сожрал.
Это юмор у гоблина такой.
Птица не отстаёт.
- Хочешь, - говорит, - волшебное перо тебе подарю? Что этим пером ни напишешь – всё гениальным будет!
Гоблин только глазками похлопал.
- Птица, - говорит, - твоя точно выздоровела? С головой в порядке? Моя ж неграмотный!
Подумала птица.
- Ладно, - отвечает. - Вижу, подарки мои тебе без надобности. А сделаю-ка я так, что память о тебе в веках останется.
И улетела.
А с тех пор так повелось, что всех гринписовцев «зелёными» зовут. И всякие травушки-муравушки, листики-цветочки и прочий хлорофилл тут ни при чём.
Это память о том самом гоблине.
Вот.