Из-под длинной челки моих родных светло-русых волос выглядывают черные кустистые брови. Надбровные дуги выдаются вперед, будто несут знамена. Серые глаза при этом посажены глубоко и вечно недовольно щурятся. Нос крупный, но ни разу, на удивление, не ломаный. Губы толстоваты, но сам рот при этом довольно приятной формы. Челюсть широкая, огромная, как у героев американских фильмов. Подбородок, пространство между носом и верхней губой и щеки чуть ли не до скул занимает черная щетина. Настоящий владелец этого лица явно старше меня лет на пять. То-то весело ему носить мою полудетскую рожу.

Рассказать, каким образом все произошло я не в состоянии - просто не знаю. Могу только описать. Впрочем, и описать сколь-нибудь интересно не получится. Однажды я проснулся, зевнул, побрел умываться и вместо своего вытянутого подросткового, практически, лица увидел в зеркале это. Я ощупал его руками, поморгал, подмигнул и только тогда заорал. Потом умолк. Потом поорал еще. Чужое лицо никуда не делось, только недоуменно пялилось на меня из зеркала. Чтобы не сойти с ума, я решил занять себя чем-нибудь простым. Выбрал бритье. Намылил щеки, взял битву, провел сверху вниз. Ничего не произошло. Чужая черная щетина осталась на месте.

Панику я решил переждать, сидя на диване. Руки никак не могли успокоиться и каждую минуту ощупывали нос, губы, скулы. Через полчаса внезапно исчезла щетина. Я снова заорал. Безработная соседка снизу отреагировала на мои крики стуком по батарее. Орать я перестал, но страх не проходил. Осмотрев себя с ног до голову, я понял, что все, кроме лица осталось моим. Волосатые ноги, тонкие руки, выпирающие ребра... и чужое взрослое лицо на тонкой шее. Я забрался на кресло с ногами, обхватил колени и стал раскачиваться вперед-назад, напевая какую-то унылую песню. Раскачивался весь день. Потом достал из холодильника водку, выпил грамм двести и лег спать.

Утром в зеркале меня опять встретило то же чужое лицо, снова заросшее щетиной. Только под глазами были мешки, а сами глаза покрыла сетка красных ниток. «Твою мать», - подумал я. «Твою мать», - подумал я еще раз и стал бриться. Результат был тот же - как я не скреб щеки, щетина не исчезала. Исчезла она, как и в прошлый раз, полчаса спустя. «Твою мать», - подумал я снова, и решил подумать что-нибудь более конструктивное. Конструктивное думалось неохотно, все время куда-то ускользало, мигая догадкой, как проблесковым маячком, где-то на окраине сознания. Я вспомнил, что курю, зажал новыми толстыми губами фильтр сигареты и щелкнул зажигалкой.

Потушив окурок, я снова вспомнил, что курю, и прикурил еще раз, опалив губу. Было почему-то совсем не больно. Зато больно стало минут через пять левой скуле, причем очень. Пощупал скулу пальцем и вляпался в кровь. Я бросил недокуренную сигарету прямо на ковер и помчался в ванную. К зеркалу. На скуле красовался свежий кровоточащий шрам от тонкого лезвия. Через секунду параллельно шраму начал вырисовываться второй такой же. Было больно. Будто кто-то резал мне скулу сверху вниз. Только никого не было. Да и мои руки вцепились в край раковины. А шрам резался сам по себе. Я со всей дури боднул лбом зеркало и потерял сознание.

Вернувшись к жизни, я не обнаружил никаких особых изменений. Чужое лицо с двумя свежими шрамами, но полное отсутствие любых следов ожога на губе или синяка на лбу. Я снова вернулся в комнату покурить и подумать что-нибудь более конструктивное, чем «твою мать». Думалось по-прежнему не особенно хорошо. Но хоть курилось. Вечером я допил остатки водки и снова лег спать. В ночи, как это часто бывает, приспичило в сортир «по маленькому». Пошел с опаской. По завершении снова глянул на себя в зеркало. Чужое лицо выло красным и пьяным, глаза покрылись мутной поволокой. «Твою мать, - подумал я. - Он же сейчас пьет». И снова пошел спать.

Утром, оценив ночное озарение, я счел себя идиотом, но других версий не было. Похоже, мое лицо тоже кому-то досталось. Этот кто-то так же, как и я, не шибко доволен происходящим. Он пытается покалечить новую харю и грустно пьет. Однако следы этой деятельности достаются именно что лицу старому. Представив себе мужчину, который с утра видит в зеркале отмеченную прыщом на лбу молодость вместо своей умудренности опытом, и мне стало его жалко. Себя, впрочем, было жальче. Примерно на этой мысли у меня снова исчезла щетина. «Твою мать, - подумал я. - он побрился!» И пошел в ванную, побрить его тоже.

Привыкал я довольно долго. Да и сейчас не до конца еще привык. Пришлось купить фальшивые документы, сменить работу, бросить съемную квартиру без объяснений с хозяевами. Научился бриться, глядя на свою старую фотографию и не обращая внимания на результат в зеркале. Стал меньше пить, чтобы не подставить похмельной харей нового ее обладателя - откуда мне знать, каким утром у него могут быть важные дела? Носитель моего лица, собственно, тоже больше не причиняет мне особых неудобств, алкоголя употребляет не много, бреется осторожно. А если иногда и режется, то быстро прижигает рану одеколоном...

Человек ко всему привыкает, как известно. Пришлось, правда, полюбить новый тип женщин, потому что с этой харей ровесницы на меня не обращали никакого внимания, зато заглядывались первокурсницы... Но если бы вы знали, с какой надежной я бегу каждое утро к зеркалу, в котором я хочу однажды хоть мельком увидеть свое собственное лицо. Наивное, полудетское, с поломанным дважды носом и клочковатой рыжей щетиной, но мое... Тьфу. Чуть не расплакался. Ладно. Сейчас щетина пропадет, и на работу. Главное только, галстуком не удавиться, а то к это харе футболки не идут совершенно.