Посреди широкой дороги стоял и чесал загривок – русский богатырь Илья Муромец. - И де мы вчера были, и де мы коня-боевога-друга праибали, от видь пианая скатина, де ж мой коник, - на богатырских глазах навернулись слезы. Навстречу сентиментально настороеному богатырю шел странного вида человек, одетый в какой-то балахон, с мечом на поясе. - Узбек, - падумал Илья. - Алкаголик нах, - падумал идущий. - И здрасте братским народам, - забыв о пропаже, прогорланил богатырь. - И здрасте гадским папам, - процедил сквозь зубы незнакомец. - Э, э, ты че бадаешься? - Эта я так здороваюсь, – подыхивая перегаром, обьяснил путник. - Ни совсем уловил, вы аткуда будити и куда в канечном итоги, путь держити, ик.. - Пазвольте, представиться – самурай его императорского величества – Маци, муци, моцо, мацото, ну одним словом, можно звать – Мото, а вас простите, как? - Меня Илья, очинь приятно, ик …. можа отметим, так скать, стыковку, - детина надолго задумался, но так и не придумал, стыковку чего с чем, надо отметить, вместо этого он спросил: - А че эта у вас, дяденька, пальцив малехо не хватаит, топором никак брились, ик, гыыыгыг. - Это, обычай такой - не сдержал клятвы, режь себе палец, такие законы. - Видать, не раз ты самурай, проотвечался, ну да ладно, пойдем в кабак, выпьем пивка, заодно поспрашаю насчет коня своиво. - Дайте подумать… я, пожалуй, не против. Пройдя с версту в полном молчании и думая каждый свою думу, воины пришли к сараюшке, которая, как пояснил Илья, является местным увеселительным заведением, остановив попытки самурая разуться на входе, Илья впихнул Мото в кабак. В помещении неважно пахло, освещение оставляло желать лучшего, за несколькими деревянными столиками сидели местные пьяницы, в углу играл гусляр. Усадив Мото за свободный стол, Илья направился к дородной барышне, видимо, хозяйке заведения. - Ой, Пелагея Батьковна, как ваше драгоценное, а я вот к вам гостя привел, таджик неразумный, по степи мыкался, с жажды пагибал, спас я его горымычного, и сразу к вам, показать диковинку, пивка бы нам. - Ты, Илюша, хоть лешего приведи, а понимать должен - деньги вперед. - Ну што ж ты, мать родная, губишь в цвете лет, пролей нектар – трубы гарят, ик. - Последний раз... алкоголик, ище забулдыг с собой тянет, - шипела как змея «родная мать». - Понял, исправлюсь, на будущий год схожу к кузнецу, курс лечения пройду, ик, новым человеком стану, женюсь на вас, вот, о чем эт я, а может к пифку так же бражки добавите, борща каково-нить, ик, кстати лошадку беспризорную не видали? Обрадованная нежданно свалившимся женихом и увлеченная перспективой выбиться из оскорбительного сообщества – старых, незамужних девушек – Пелагея распорядилась обслужить клиентов по полной. - Ну вот, как бишь тебя, а да точно, Мото, можно типерь и того, всмысле выпить, эй, скрипач на крышке, завязуй колыбельные брынчать, сыграй чо-нить наше, богатырское. Гусляр кивнул и забрынчал нечто еще более печальное. Выпив кружку браги, Илья поинтересовался: - И каким ветром в нашу сторонушку вас, прастите, занесло? - Как-то к нам в Осаку прибыл бродячий цирк, - начал трагичную историю самурай, - ну клоуны там, акробатки, я и подумал, почему бы не совместить приятное с полезным, не сходить на представление, а затем, познакомившись с контингентом, выпить и соответственно подарить счастье какой-нибудь гимнастке, как смотрел - помню, как заходил в гримерку – помню, дальше провал, очухался в Тамбове, на члене шишка, денег нет, сабля в жопе, вот так три года мыкаюсь по Руси, но мне так никто и не смог обьяснить, каким таким образом я сюда попал, и в какой стороне Родина. - Да, кувыркнула тебя жизнь, ну давай штоль по второй, - за второй споро протекла третья, после восьмой беседа собутыльников приобрела весьма доверительный характер. - Ты, друг мой Мото, есть самый что ни на есть лучший мужик на свете... уважаю я тебя очень... вот только не знаю, чем тебе помочь, брат мой горееемычный, - Илюшина речь сорвалась на безутешные рыданья, и он уткнулся головой в свой пудовый кулак. - Мне бы только узнать в каком направлении Япония, очень я соскучился по соплеменникам, особенно по соплеменницам, ах, как хочется, Илюша, пофтыкать на Фудзияму, нюхнуть цветущую сакуру, соорудить экибану, помыть пятки в Японском море. - Да вот там твоя Ипония, - пробурчал Илья указал пальцем на северную стену кабака, конечно же он не знал где находится Япония, кто таков - Фудзияма, просто он очень хотел чем-нибудь порадовать, столь дорогого его сердцу Мото. - Ты так меня обрадовал, Илья, дай я тебя поцелую, наливай родимый, что ж ты молчал. - Дык не хотел, чтоб ты самодепортировался, - обрадовался, сотворивший счастье японцу, Илья. - Гейшу мне, немедленно, - орал японский товарищ. - Две давай, - вторил ему Илья совершенно не представляя, что есть гейша. Выходя из кабака, друзья наткнулись на худое животное, с грустными, как у спаниеля, глазами, которое, судя по выражению печальной морды, совершенно не разделяло радости увидевшего его Ильи, животное, предположительно, было конем: - Нашелся, роднинький, прости меня, дубового, покинул я тебя, побросил на долю тяжкую, - далее слышны были продолжительные всхлипы, чмоканья, заверенья в искренней любви и расскаяньи. Японский бродяга, притомившись наблюдать столь трогательную и умилительную сцену воссоединения богатыря со своим транспортом, предложил по этому поводу пропустить еще по ковшику браги и закусить пивом, на что получил одобрительный хлопок по спине. - Фрося, тьфу ты, Пелагея, подай ище браги, праздновать будем, гуляем до упаду, – в глазах гуляки потемнело, полумрак ресторации осветился гроздями ярких звездочек. - На тебе, гуляка, привыкай к семейной жизни, - бескомпромиссно заявила Пелагея, пряча увесистую скалку под сарафан. Гусляр играл марш. Очухался Илья Муромец – вечером, ни японца, ни коня рядом не было. - Вот ведь сука, турок цыганский, увел коня, падлюка, найду - выверну наизнанку, ну берегись, Мото – хуето, будет тебе, черт ускоглазый, хреновато. Черный от злости, Илья побрел в произвольном направлении в поисках угонщика. Самурай тем временем скакал в направлении Таджикской границы - довольный своей смекалкой, он размышлял, удастся ли ему поменять коня на какую-нибудь шлюпку. На границе вел боевой дозор славный русский богатырь номер два – Добрыня Никитич, он сидел в сторожке и ковырял в носу, тем временем как Мото галопировал в его направлении. Решив поинтересоваться, верной дорогой ли он движется, японец спешился. - Здравия желаю защитникам границ и хранителям спокойствия, - войдя на пост, сказал японец и поклонился. Бдительный богатырь, чуть не упал от неожиданности с табуретки: - Мать твою так, стучать ведь надо, от узбек неразумный, оставишь ведь Россию без надежды и оплота. - Простите, исправлюсь, подскажите уважаемый, верным ли курсом я движусь, относительно Японии. Взгляд богатырский на минуту помутнел, была не раз почесана репа, после чего последовало афторитетное заявление: - Я так разумею, что да. - Огромное спасибо, ах, да не найдется ли у вас овса в долг, коня покормить, а то боюсь не дойдет он до побережья – издохнет, что будет весьма прискорбно, а весной я вам все отдам. - В долг не дам, а вот на зубочистку твою поменяться можно, - указывая на японскую саблю, сказал Добрыня. - Это не зубочистка, это катана… договорились, живодер. Выйдя из сторожки и было уж направившись за овсом, Добрыня признал в запыханом животном коня своего коллеги, Ильи. - Опа, да у нас тут, сдается мне, незаконный вывоз из страны ворованных зверушек имеет место быть. Признавайся гаденыш, пошто коника у камрада увел,- схватив самурая за ухо спрашивал Добрыня. - Извини, но прийдется тебя наказать по всей строгости закона. - А че собссна происходит... отпустите, дяденька… не виноватая я. В окресностях заставы были на много верст вокруг слышны крики. - Уважаемый, эту катану сделал великий мастер – Хаджиморо сан – может не стоит произведение исскуства - и в зад, это, в конце концов, оскорбительно! - Молчи, конокрад, такие у нас законы, кто с саблей к нам прийдет, тот, стало быть, ее куда надо и получит. - Я больше не буду, не надо... ааааааааааааа! - Конечно, не будешь, гыыг. Глаза лошадки удивленно округлились. P.S С тех пор японцы не воруют лошадей и не ходят в цирк, а замрут на одном месте, сожмут очко и созерцают камни.
|