Усачев побарабанил пальцами по столу, глядя на бланк с загнувшимся уголком. Это была туристическая путевка. В графе, где указывался пункт назначения, крупным почерком начальника было вписано: «На Хер». Новый директор оказался пресловутой «чистой метлой» и в этом году лично распределял дефицитные летние места, не доверяя отделу кадров.

- Почему шутка? Не шутка, - заговорил Усачев серьезно, почти мрачно, но с едва улавливаемой иронией. - Я вроде бы тут не затем посажен, чтобы шутки шутить. Так что, - тут его тон стал откровенно издевательским, - написанному верить.
- Но... я не понимаю, - ярость Грушина стала перетекать в тупое ошеломление. - Что это такое. За что мне... Или я плохо работал? Показатели...

Усачев быстро заговорил, скучающе глядя в сторону окна:
- А что показатели, а про человеческий фактор вы забыли? Начальников хороших, конечно, не бывает, это я по себе знаю, хоть и недавно работаю, но всё-таки у меня все-таки есть хоть какой-то пиетет по отношению к, так сказать, рабочему контингенту. А на вас жалобы сыплются, как из рога изобилия. Вот сегодня Ложкина обозвали на букву «м»...
- Я вижу, какой у вас пиетет! - грохнул оскорбленный Грушин, злобно срывая с головы бывший когда-то белым картуз. По его выпуклому лбу катились крупные капли пота. - Ложкин в перерыв пел отвратительным голосом свои блатные песни! Подозреваю, что одеколона нажрался. Чего еще от бывшего уголовника ждать. И вот этой сволочи почему-то нормальную путевку дали, на всю семью, значит! А я такой же человек, как и все! А не говно какое-то! Я же подавал заявку еще зимой... А чего вы мне тут написали! Это же вы, ваш почерк.

Усачев пропустил слова начальника цеха мимо ушей. Он взял из вертящегося канцелярского набора карандаш и принялся постукивать по столу ластиком.
- Вам не нравится путевка? - сказал он с показным официальным удивлением. - А знаете, при таком количестве желающих получить отпуск в июле - это уже само по себе, между прочим...
- Да, не нравится! - с вызовом перебил его Грушин, сминая головной убор в огромном кулаке.
- Ага! А сколько раз вы со спокойной душой отправляли туда своих подчиненных... Они же тоже вроде бы как не... не фекалии какие-нибудь, - интеллигентски исказил директор фразу. - А? Что ж вы от народа отрываетесь, Матвей Григорьич?
Грушин выпятил челюсть.
- А вы меня не мешайте с кем попало. - Он нахлобучил грязный картуз на место. - Я на заводе этом 30 лет оттрубил, травму тяжелую получил и всё такое, я жизнь знаю. И не надо меня под одну гребенку со всякой швалью и пьянью. Со всяким... отребьем!
- Почему же это, позвольте узнать, рабочий человек для вас стал отребьем? Вот что. Скажу откровенно: ваши заносчивые выходки, Грушин, у меня уже вот где, потому и решил вас наказать. - Карандаш в пальцах директора хрустнул и сломался. - Меня не интересует, что прошлый начальник завода был ваш кум. Это ваши подробности. Я выскочек не потерплю, у меня со всех спрос одинаковый.
- Ну!.. Еще посмотрим, с кого спросят... - с ненавистью буркнул Грушин, доставая папиросу и делая вид, что собрался уходить. - Вот узнают в горкоме, от кого на самом деле Ленка-секретарша в декрет сорвалась... Посмотрим тогда, кто в дамках будет, а кто это самое... - он выразительно оборвал фразу и с силой размял папиросу в мозолистых пальцах.

Усачев на несколько секунд окаменел в своем кресле. Он был управленцем молодым, только после вуза, но умел правильно оценивать любую ситуацию и быстро делать из нее выводы.
- Погодите, Грушин, не кипятитесь. Ладно, так и быть, - сказал он, с небрежным видом разрывая путевку и бросая смятые половинки в урну. Туда же отправились обломки карандаша. - Будем считать, что с вами произошло недоразумение. Отдел кадров напутал, ну бывает. Поедете, куда вы там хотели. В конце концов показатели по вашему цеху и правда во втором квартале вполне, так сказать, достойные... Да! - словно бы очнулся он. - Можете курить, Матвей Григорьич, чего вы стесняетесь, вот пепельница. Подождите минутку.

Порывшись в ящике стола, он достал новый бланк, расчехлил толстую дорогую ручку и под неотрывным взглядом довольного Грушина написал на бумаге синими чернилами: «В жопу».