- Не-e-e... Леший сам о себе расскажет. А о тараканах красных никто и вспоминать не желает! Будто их и не было вовсе...
- Знамо дело, не желает. Ничего ж не получилось! Как всегда. А на нет и суда нет. Сперва-то ведь што было... - Дед спохватился и замолчал.
- А шо было? - обрадовался Лешка. - Ну деда! Взял весло, греби! Излагай, то бишь.
- Какой хитрый! - губы Егора тронула улыбка. Морщины у глаз лучиками выструились, словно стружки мелкие, железные у полюсов магнитных. - Хорошо. Расскажу. Только сам никому не сказывай! Тайна.
- Хорошо, деда! Я тайны хранить умею. Ты ж знаешь! - заверил старика Лешка и сел рядом с ним на ствол поваленного недавним ураганом вяза в ожидании увлекательного повествования.
- Места у нас заповедные... Ажномальные! - начал Егор, медленно и со значением выговаривая читанное где-то умное слово. - То шары лучезарные в огороде летають. Да так, шо бабы ночью в сортир выйти боятся. Ведро по той причине в хате ставють. Тьфу, срам какой! А то слова непонятные из камней, што у реки, раздаются. О серверах, о юзерах. Геймерах каких-то... Бывает и так: ворота вдруг из грязи взрастают. У поворота дороги. Где лужи всего глубже. Аж до самых верхушек сосен! Мираж, не мираж, но коли в него свернешь, скоро домой не воротишься. Коридоры там путанные... С этой стороны, вроде, и нет, а там - есть! И в коридорах тех дураки с топорами уродцев тщедушных рубают. И циферки у потолка мерцають...
- Дед, а ты откуда знаешь? Неужто, сворачивал?
- А то... Человек - тварь любопытная!
- А вышел как?
- Сам не знаю... Чудо Юдное навстречу выскочило. Зубами клацает, кушать желает. Сперва думаю: дам кулаком в лоб, не оклемается. Потом понимаю: нельзя! Дивнозавра ж... Релихт! Да и люди не поймут. Чай, половина деревни - хринписовцы. Хотел удрать, ноги уж не те. Цапнуло оно меня раз. Цапнуло два. Думал, помру! Ан нет... Опять на дороге у тех же ворот оказался. Цел и невредим. Плюнул и дальше пошел.
- А тараканы... Дедушка! Тараканы красные!
- К тому и веду... Поплелась как-то баба Авдотья в хлев Ласку свою доить. Глядь, а та довольная стоит. И молока ведро пред нею целое. Посмотрела Авдотья на это диво, подумала, да молоко за порог и слила. От греха подальше! Стала корову за титьки дергать. Ни капли! Жалко ей молочка-то стало. Глядь, а ведро опять полное... Перепугалась баба, да вон из хлева. Бежит, оре-ет! Вся деревня потешалась. А зря... Скоро и у них чудеса начались!
- Ты про телек бабы Анжелы? Про Вечный Дизель дядьки Игната? Тонькину скатерть-самобранку?
- А тебе-то откуда известно? - нахмурился дед.
- Слухи... - уклончиво ответил Лешка.
- Словно мухи тут и там ходят слухи по домам... - с недовольством пробурчал Егор. - Главное, шоб из деревни не вышли. Всех ведь в психушку загребут. А сюда энтих... Эк-страх-кексов понабъется...
- Деда! Тараканы!
- Ах, ну да... Тараканы. Ну так вот, Вечный Дизель, это еще ерунда была. Подумаешь, мазуту не жрет. Тут ведь все сбываться начало!
- Как это - все?
- Ну... Почти. Помимо гадостей всяких супротив соседей. И только в пределах деревни. Акромя, разве что, дома на окраине, где дед Макар еще за месяц до того преставился. Там, возле плетня, граница и проходила. И еще по речке по ентой... - дед Егор плюнул в широкий поток, отделявший их от пшеничного поля. - А так, в самом деле, все... Захотел в лес за грибочками сходить, а они уже в корзине у порога тебя дожидаютси. Захотел пирога горячего, или огурчиков малосоленых - пожалуйста! Иван Викторович, так тот баню новую пожелал...
Дед Егор снова умолк, прищурился на заходящее солнце.
- Ну?! - не выдержал Лешка.
- За час выросла баня. Только тут-то мы их в первый раз и заприметили.
- Кого?!
- Знамо кого... Тараканов твоих красных. Тащат кто камешек, кто веточку. А в центре, где Иван баню наметил, так вообще кишмя кишат. Як муравейник. Только шорох стоить! И вдруг все в воздух взлетают...
- Тараканы ж не летают!
- Еще как летают! Когда тёпло, особенно. А ведь то, к тому ж, не обыкновенные. Красные! Взвились вихрем, р-р-раз... И баня стоит. С печью, с пологом... Иван еще говорит мужикам - пойдем, попаримся... А те не идут. Только глазами лопают...
- Знаешь, деда, я бы тоже не пошел. Страшно ж!
- Ну так и я не пошел... - дед выдохнул клуб седого тумана и хитро улыбнулся.
- А тараканы что?!
- А тараканы словно в воздухе растворились... Были, и нету. Только ветер ржавую пыльцу вокруг трубы у бани кружит...
- А зоологичка нам в школе говаривала, что слизняк такой есть, - затараторил Леха, - возникнет из ниоткуда, проползет несколько метров, и снова нет его. Боялись, говорит люди раньше того слизняка очень. Да только вот ведь потеха! Кучей микробов он оказалси. Тех, что в слизня слипаются лишь для того, чтобы с места на место перебраться. Так может, и здесь - ничего страшного?
- Да слизень, оно ж и есть слизень. Хоть россыпью, хоть нет. С него вреда мало, разве яблоко покоцает, али гриб какой... Ты дальше, дальше слухай...
- Слухаю, деда, слухаю!
- Поп Никодим их силой нечистой по первости величал. Говорил - вот она, саранча диявольская!!! И многим от нея страдания будет! Кадилом махал, водой святою из лейки поливал. А тут успокоился вдруг. Думают мужики, с чего бы? Потом глядь на церковь, что на околице... А на ней кумпол новый, крест позолоченный. Где ж это видано, шоб Антихрист храмы восстанавливал?!
- Погодь, деда... - вдруг встрепенулся Лешка. - Так то ж ведь всё неживые вещи были. А вдруг я чижика захотел бы?
- Чижика!!! - засмеялся дед, будто дуб заскрипел. - Чижика... Ну, ты прям в точку! Сенька-бобыль бабу возжелал идеялных пропорций. 190:160:190! И была ему баба. Как заказывал. Красавица... Кудри каштановые, голос, словно колокольчик звенит. Губами красна, щеками румяна. Глаза - большие-большие... Голубые-голубые! Но словно лед холодны. Мы ему - спроси у ней про тараканов, откуда, зачем. А он в ответ - не для того мне баба, шоб с ней о тараканах лясы точить...
- А для чего, деда?
- Подрастешь, узнаешь... Ну так вот, сразу за тем первая напасть случилась. Закажут мужики по первой поре водки, и приносють им тараканы водки. Хош, стакан. Хош, литр. А тут вдруг раз... И как отрубило. Больше стопаря в час ну никак нельзя. Антоха-алкаш из сахару тараканьего да дрожжей браги забодяжил. В аппарат, значит, залил, да закемарил чуть. Проснулся от шороха... Смотрит, а пол от тараканов аж красный . И агрегат евоный в их гуще, словно воск в печи, тает. Заорал он дурным голосом, на другом краю деревни слыхивали. Да ну их давить. А им хоть бы хны. Куда ногой ступит, там они в пыль. Ногу поднимет, они снова живехоньки!
- Точно, одноклеточные!
- Выходит, да... И вот, пока не истаял аппарат Антохин, так он и танцевал по комнате. Но ничего ему боле тараканы не сделали. Растворились в пыль, как всегда после какого заказу, и нетути их вовсе. Вышел Антоха во двор, чуть не рыдает, рукавами глаза красные трет. Смотрит, а навстречу Степка с бабой своей снежной идет. И заржал Тоха жутко... И заорал на всю деревню, бесстыдно кривляясь: "Нежить - не подружка, стопарь - не кружка!!!" Да вешаться побрел. Так бабу Степкину с той поры все и начали величать: Некрушка. Или, попросту, Некруха.
- А шо, удавился Тоха?
- Ни-и-и... Коли в лесу, так, можить, и не обломалси бы. А в дерёвне тараканы веревку пережрали. Хребнулся на пятую родину, плачи-и-ить! Но дальше было страшнее... Можеть, хватит сегодня лясы точить? Маманя то твое с утра в город намылилась. Некому кроликов было кормить! Обманул, шельмец, меня, старого... Прав я, али не прав? Ну шо ж ты покраснел, аки твой таракан, а?!
- Деда! Ну прости, деда! Кроликам я еще с утра клеверу наложил. До поздна потерпют. Давай, давай, сказывай дале!
- А дале месяц, другой прошел. Да и свыклись мы с тараканами вроде. Стерпелись. Скука смертная, тошно, а ничего не поделаешь. Все равно ведь не смыться никак. Представь... Отойдешь так вот подальше, шоб крыш не видать - за деревья, за реку да поле. Сотню метров еще шасть в прежнем направлении. А там - снова наша деревня! Дядька Василий с веревкой дли-и-инной ходил. Обмоталась веревка вокруг ничего, оба конца в руках, а сама - прямая. Дернешь левый конец, правый потянет. Дернешь правый, левый из рук вырывается... И к нам в ту пору никто не наведывался... Ну да нас вообще редко кто навещает! Так и жили. Хозяйство тараканами справно. А шо тюрьма, так и незаметно вроде...
- Деда! А не могло ж быть скучшно-то... Как же телевизор бабы Анжелы, что на постоянке мыльную оперу выдавал? Или вот, комп заказать, игрушек разных. Ужель не исполнится?
- Игрушки... То в детстве лишь интересно, и то по дурости. Да и телевизер вечно глазать не станешь... Но вот выскакиваем мы как-то с бабьего визгу во двор. Смотрим, там Марфа, Игнатова супруга, Катьку за волосы таскаеть... Развлекуха!
- За што? - спрашиваем...
- А чаво она моево кобеля соблазняет? - орет Марфа.
- А ты почем знаешь?
- Так она ж то сама ДУМАЕТ...
Шо ж енто так ое получается, вникаем. Бабы в чужих башках читать навострилися?! А давай, и мы попробуем... Для паритету.
Мысли у мужиков простые, бесхитростные. Кто кому за што по морде дать хочет, кто чью жену и сколько раз приласкал. Поглядели мы в умы друг другу, аки в свои собственные, поняли, каки скоты на деле, да на том и успокоились. Но вдруг видим, Ефима аж колотит... И лицо у него синее-синее. И глаза навыкате. Тут мы про чтение мыслей сразу-то и забыли. Языком русским спрашиваем:
- Шо с тобою, дядько Ефим?
- А то, - говорит, - шо жить нам, как лишностям, осталась без году неделя. И твари проклятые мозги нам пожрут. И в том наше призвание и их глубочайшее удовлетворение!
- Почем знаешь?! - спрашиваем.
- Степка ведь Некруху так и не спросил! Ну вот я сам у них и поинтересовалси. Мысленно...
Врет, думаем. Проверить надо! И вот по связи ентой, значит, этак дозваниваемся...
У тараканов мысль иная, не человеческая. Странная, бессловесная. Одна на всех. Только картинки. Сразу и не поймешь. И вот выходит из этих картинок, что не только наша деревня такова. Еще три поселка людских "под колпаком" у тараканов. Люди в первом все в мехах. В избах снежных от холоду прячутся. Или же оленей пасут. Во втором - что-то навроде секты. Все в балахонах, будто в мешки с под картошки одеты. Песни протяжные ноють. И по англицки балакают. А в третьем, так и вовсе лицом черны, других сторонятся. И вот если вдруг выйдет что-то у тараканов, всем нам по сумме потребное, то и остальной мир скоро с ними, красными, ознакомится. И мозгами с тараканами сольется. И будет всюду одна мысль и одна идея, всем людям союзная. Во как!
Дед глянул на красный диск Солнца, коснувшийся горизонта, и принялся выколачивать трубку о ствол поваленного дерева.
- Ах ты, беда! - сказал Егор наконец, выворачивая кисет наизнанку. - Табак кончилси! Пора и сказ заворачивать...
- Так я ж те припас табачка-то, деда! - радостно воскликнул Лешка, доставая из кармана сложенный в несколько раз мятый газетный лист.
Дед недоверчиво протянул грубую ладонь, осторожно высыпал на нее содержимое пакета. Склонил голову набок, нюхнул широкой ноздрей и широко улыбнулся:
- Ах ты, моя умница! Уже ль курить начал?
- Ни, деда, не начал. Я - маленькай ышо! - не попался на ласковый тон Леха. - Тебе нес... А дальше, что было дальше?
- А дальше, внучек, - продолжил дед спустя еще минуту, ушедшую на раскуривание трубки, - собрались мы в бесхозном доме преставившегося Макара, где сила тараканья на убыль шла. Стали думу думать, как схорониться от всей ентой нечисти... Да только чем же мы ей можем ответить то?
- Так дустом их дедушка! Дустом! Тараканы ж...
- Э-э-э, внучек! Дуст и обычных, рыжих не всегда берет. А то красные, чудные! Мы ведь тама даже Терминатора Второго припомнили. Кабы всех их жидким азотом полить! Но за азотом тем в город ехать нужно. А сказ про Васькину веревку помнишь? Не было нам пути из деревни.
Закручинились мужики. Сидят трезвые, злые. А уж ночь на дворе. Луна полная в окошко покойнугу Макара светить... Деревья черные за плетнем ветвями машуть... Вдруг шавка приблудна у порога как взвоет! Жалобно-жалобно... И тут же калитка... Скрып!!! Шаги тяжелые к хате приближаются... Все наши, вроде, здесь. Бабы с дитями по домам спят. Кто?! А шаги уже на пороге... Ну, поп Никодим к двери кинулси, попытался на нее приналечь. Шоб не открылась. Поп то широкий был, што бочка мазутная. Справно бы у него получилось! Да только как был он в рясе черной, да так в этом маскхалате во мрак и выпал... Наружу открывалась дверь... Наружу! И в этот же самый миг, через него переступив, в проем Степкины 190:160:190 вваливають. Некруха!!!
Маленький Лешка аж заскулил от ужаса, но отважно продолжал слушать деда...
- Идет она, значить, а под ейным центнером половицы так и трещать... Так и трещать! А может, это поп в ночи плетень преодолевает. Степка, так как ее увидел, на печь аж взлетел. За трубу спряталси, зубами стучить. А она встала посреди хаты, да говорит глухим, низким голосом...
- Деда! Врешь! Ты ж сам сказывал, голосок у ней звонкий был... Да и че Степану ее пужаться? Досель же он с нею справно вожжалси...
- Ладно. Про голос вру! Но то ж для дела. Для колориту! А вот Степка струхнул изрядно. До той поры она же во всем его слушалась. Номеров не откалывала, как други дуры. А тут вдруг приперлась. Сама! А силища в ней немереная. Сам видел, как трактор Игната из чавки на дороге вытягивала... Но раз ты такой умный, может, и не сказывать мне вовсе?
- Ну харе издеваться, деда! Сказывай! Шо Некруха сказала?
- "Прогрессирующее расслоение сферы потребностей индивидуальных сущностей изолированных выборок исключает любую возможность их когерентного развития. Ввиду чего целесообразность фазы глобальной консолидации ставится под сомнение..." Во, шо! Даже не знаю, как запомнил.. Должно быть, обстоятельства повлияли. В слова сии, правда, только Евгений Кузьмич врубилси. В былое время парторгом был, так они там всегда так изъяснялись.
- А на кой же вам это надо? - спрашивает бывшый парторг сурово.
- Ассимиляция антагонистических тенденций повышает шансы общей системы на выживание! - отвечает баба, и смотрит на Женьку так, будто чё умное сказала. Сразу понятно, почему Степан никому с ней базары долгие разводить не позволял! На кой зазря перед людями позориться... Камни придорожные и то речи толковее излагают.
- Пошто ж вы нас тогда, таких антагонистичных, за раз не ассимилируете? - парирует парторг. - Опаньки, и дело в шляпе? Все довольны. Все когерентны!
- Когерентное слияние возможно лишь при удовлетворении всех насущных потребностей каждого конкретного индивида. - заявляет та. - Каждому по потребностям. От каждого - по способностям!
Нахмурился Кузьмич... Шо-то ему это фразочка живо напомнила...
- Факт! - отвечает. - Не откормишь, да не пожрешь.
- Разум стремится к совершенству. Высшая форма разума - коллективное сознание. Следовательно, стремление к последнему заложено в натуре каждого мыслящего существа. - попыталась пояснить Некруха, выявив, что никто боле в ея новояз не втыкается. - Следование этому пути - счастье. Но возможно оно только через удовлетворение всех промежуточных желаний. Именно такова истинная цель нынешних действий. Мужики! Для вас же стараемся!!!
- Мля! Счастье!!! - прорвало деда Михея, здорового, за два метра ростом, бородатого мужика, успевшего за свою долгую жизнь и на фронте повоевать, и в кузнице молотом помахать, и много иных профессий опробовать. - Вот этими руками, - и он протянул свои грабли к Некрухе, - я фрицев душил. Сам! И страну после войны поднимал. Сам! И дом строил. И семью кормил. Сам! А теперь? Гвоздь в стену не вбить. Сам туды залазит! Счастье... - обиженная морда Михея была страшна... А узловатые пальцы сжались в столь внушительные кулачища, что сидящие рядом поостереглись, да пораздвинулись в стороны. - Какое ж это счастье, когда все на холяву? А гордиться-то чем? Тараканами красными в голове? Человек без гордыни никак не может! В том его живая сила и етот... Как там его... Стибул к существованию! В психушке експерементируйте!!! Глядишь, там себе клиентов интогонистишных и надёте.
- Эгоисты вы фиговы! - плюнула Некруха на пол почти по людски. - Но за наводку спасибо! Хоть часть человечества, да осчастливим. Бай, некондитные! - и начала тараканами осыпаться.
- Эй, погодь! - крикнул вдруг ей парторг.
- Ну что еще? - прекратила распадаться Некруха.
- А желание последнее?
- Какое желание?
- Ну тык... Положено ж. На прощание. Традиция така!
- Традиция, значит... Ладно. Говорите! Чего надо?
- Водки! - хором выдохнули мужики.
- Много... - сглотнув, добавил Семен, взирая на шевелящиеся останки своей недавней подруги.
- Алкоголь вредит здоровью. - ответствовала та. - И является барьером на пути к высшей гармонии.
- А нехай является! - заявил Михей, почесывая шерстистое пузо обширной пятерней. Наливай!
Ни слова не ответила ему Некрушка. Рассыпалась в стаю насекомых, тут же единым строем двинувшихся к выходу. А там, где она стояла, ведро самоорганизовалось. С самым ядреным первачем, што вкушал я в жизни...
Дед Егор облизнулся, глаза прикрыл. Потом добавил:
- Дура баба. Ведро ж - не много! - и сконцентрировал взгляд где-то вдали, на горизонте, пылающем алой волной заката.
- Деда, а тараканы красные совсем ушли? - дернул Егора за рукав Лешка.
- Да хто ж их знает! Слыхал только, вскорости больница городская для крышей протекших сама в воздух поднялась. Аки тарелка летучая. Полетала над крышами, виражи выписывая. Потом запылала звездою красной, да взорвалась салютом праздничным. У психов ведь свое представление о счастьи! Они красоту всего боле уважают... Аки дети малые!
- Ух ты! Вот бы увидеть...
- Новый Год настанет, тогда наглядишься.
- А раньше они к людям заползали?
- А то! Столько ж сказок разных про чудеса чудные во все времена людями слагалося. Тут без тараканов ентих ну никак не обошлось... Да только облом им постоянный с нашей человизацией. Некондитные мы! Когда еще дозреем...
- Эх, деда... Жаль все-таки, шо расползлись они вовсе. Нет, выходит, человеку счастья!
- Не, внучек! Тут ты не прав. Счастье - есть. Как в песне. Только ведь его понять нужно. А сам не поймешь, так и человек толковый фиг объяснит. Лишь туфту нудную гнать будет. Счастье - есть! Ступай... Покорми кроликов. Зверь до самого топора должон быть доволен! Тогда он вкуснее буде.
Лешка побежал к дому, а старый Егор остался докуривать трубку на берегу. Дед улыбался, глядя на пурпурные облака, пластами стекавшие по небосводу вослед закатившемуся Солнцу. А на юго-востоке уже разгоралась новая заря. Как это часто бывает на северных широтах России в самом начале июля.