В дом, вторгаясь на свято охраняемую им территорию, стало приходить много чужих. Поначалу возмущаясь, он, уже подчиняясь давлеющей тревоге, быстро утих. Лежа ничком возле нетронутой еды с прикрытыми глазами он вспоминал его. Самый близкий большой двуногий был высок, разговаривал громче всех и его слушали. В нем чувствовался настоящий вожак.

Из щенячьей поры жизни память отрывками дергала редкие эпизоды игр, грубоватые но ласковые руки вожака. Подрастая, пес учился его понимать. Быстро стал взрослым, совместные походы за маленькими летающими тварями, покрытыми перьями, которых вожак сбивал длинной и шумной палкой. И редкие минуты, когда пес, уткнувшись носом в передние лапы, блаженно лежал у ног этого большого родного существа.
И вот его друг не приходил уже два дня.

На третий день чужих в доме стало заметно больше. Появились мерзко пахнущие бензином и маслом быстро передвигающиеся коляски. Пес, задавленный все нарастающим беспокойством, затравленно наблюдал из конуры, как в самую большую коляску вынесли и положили большую коробку. Вдруг резко и сильно пахнуло самым родным запахом. Выскочив из конуры, рванулся и ошейник жестко сдавил горло. Но не это остановило его. Он натолкнулся на несколько десятков пар глаз, одновременно повернувшихся к нему, излучающих доселе неведомое ему тяжелое чувство. Тишина людей на его буйство окончательно придавила пса к земле и жуткая тревога полностью заполнила его почти паникуещее сознание.

Вечером в доме остались только свои. Он это чувствовал, не выходя из конуры. А когда один из живущих в доме решил прогулять пса и снял цепь, он, не осознавая происходящего и не чувствуя боли с разбегу открыл дверь и вбежал в дом. И снова окунулся в пелену самого близкого, родного запаха. Обезумев, пес метался из комнаты в комнату, сбивая и опрокидывая мебель. И везде ощущался еще какой-то непривычный, но почему-то муторно неприятный запах.

Вожака нигде не было. Наконец пса поймали и, несмотря на то, что вход в дом был запрещен, его не наказали и даже почему-то не привязали.
Впрочем он уже не обращал внимание на такие мелочи. В мутном болезненном сознании болью была вырезана одна мысль - найти своего друга. Повинуясь инстинкту лапы сами понесли его по дороге, куда недавно уехала повозка, так сильно пахнущая его другом.

То ли нюх овчарки, то ли что-то другое, но вскоре пес нашел место где повозка долго стояла. Родного запаха не было. Сильно пахли опавшие листья. От небольшого холмика привычно веяло свежевырытой землей и песком. Пес, уже совершенно обезумев от череды странностей и тайн, уже не борясь с полностью поглотившей его паникой, стал отчаянно носиться вокруг этого зловещего места, громко лая.

Небо заплакало. Быстро вымокнув, он, тяжело дыша, снова остановился возле этого страшного, но притягательного холмика. Облизавший нос язык непривычно ожегся горячим. Несмотря на резкий осенний ветер и дождь псу было жарко. Все тело трясло мелкой дрожью. На подгибающихся лапах он медленно подошел к холму и взобрался на верх. Каким-то чувством пес понял что сейчас он находится ближе всего к своему самому близкому существу. И тогда снизошло успокоение. Ровно улегшись на самой верхушке, головой к ровному с гладкими краями черному камню, пес положил голову между передних лап, вытянул хвост и прикрыл глаза.

К дождю примешался мокрый снег, собираясь на мокрой шерсти пса толстым тяжелым покрывалом. Только на горячем носу собаки снег стаивал и сдувался вырывающимся из ноздрей уже мерным и редким дыханием.
Прошло совсем немного времени и маленькой горкой снега природа отвоевала себе место на уже полностью холодном носу собаки, навсегда прикрыв спокойные ноздри.
Наступала зима.